Всe, чтo чтобы oдниx сaмoцeль, для мeня прoстo суeтa, пeнa. Oлeг Гaбышeв (Дик Дaйвeр) и Любoвь Aндрeeвa (Никoль Уoррeн) тaнцуют мaнии, стрaxи, рaздвoeния личнoсти и бoрьбу с ними — мaстeрствo, с кaким этo испoлнeнo, завораживает. В (видах меня главная идея — это предательство своего дара, предназначения: некто врач, лечил людей, возвращал их в реальность, спасал, только… И компромиссы, на которые он пошел, привели его к краху. Иной раз кажется, что существование солистов похоже на существование в безвоздушном пространстве — зависают и парят безо поддержек. Какое-то невероятное телосложение, телосплетение и плетение с тел под музыку Шуберта и Берга несут страшный образок — и не безумия вовсе, имеющего множество вариантов сценических штампов, а проявлений, которым тяжело даже слова подобрать. Входит доктор. Берете?.. После этого даже кричат что-то нечленораздельное, нарушая балетное могильная тишина, что только добавляет юмора действию. Аплодисментов нет — исключительно овации. Интервью с Борисом Эйфманом прямо на сцене, идеже за полчаса почти размонтировали декорацию. И она не нежна, а безумна. Я преодолел близкий собственный стереотип. — Борис Яковлевич, почему именно Фицджеральд и его «Ноченька нежна»? Плоть и кровь, воплощение жизни и своего времени слабит роскошный кордебалет. — Есть хорошие места в бельэтаже, да по пять тысяч. С голливудским размахом и роскошью поставлены массовые сцены первого и особенно второго акта, идеже сюжет приходит к кинематографу как таковому — у героя Ромася с кинодивой Розмари (Мария Абашова). Вот известного композитора есть узнать по трем нотам, а для меня была цель, чтобы я был неузнаваем, стал другим. Не беру, из-за этого что в отличие от тех, кто с расстроенным видом мрачно стреляет билетик, у меня места в партере. Насколько это пожалуй что и возможно ли вообще? — Я думаю, что для вы эта работа — сублимация собственного жизненного опыта, наблюдений. Снимок: Евгений Матвеев
— Необычная хореография в вашей «Ночи» — словно будто вы и не вы. — Вообще все началось с Фрейда: я хотел сколотить на сцене его историю и главное — его психоанализ, потенциальность погрузиться в подсознание и вытащить на сцену галлюцинации, всю эту психологическую материя. Александринка забита вплоть до проходов — такой переаншлаг держи театральном сленге называется «висят на люстрах». Ужель и, конечно, век джаза — это тоже новое: в моем театре такого свинга, джазового танца безвыгодный было. И тут же встык балетмейстер монтирует параллельный, нечеловечески-непознанно-невидимый мир, который, впрочем, на сцене мало-: неграмотный имеет темных красок. Публика кричала не «молодцом», а орала нечленораздельное: «А-аа-о-оооо!!!», мало-: неграмотный в силах выразить того накала эмоций, вызванных балетом Бориса Эйфмана и его труппой. — Вам изменили финал: у Фицджеральда Дик Дайвер, психиатр, не попадает в психушку. — У нас доброе старое) (мое были в балетах записи голоса, а теперь вот — живое сонористика артистов, когда идет такой эмоциональный выплеск не исключительно тела, но и голоса. Артисты собирают урожай букетов. Я вас так скажу, Дик Дайвер — это мой энантиомер: я многим пожертвовал в своей жизни, и мне в данном случае было занятно влезть в шкуру человека, который предает себя, ищет соглашение, хочет объять необъятное. Для Бориса Эйфмана новая устанавливание — не хореографическая иллюстрация сюжета, а лишь материал во (избежание исследования. Он поставил, кажется, невыполнимую для хореографии задачу — отплясать подсознание. И, сделав этот спектакль, я теперь рад и счастлив тому, точно живу, работаю. Уже с первой сцены, и чем дальше, тем в большинстве случаев, поражает разнообразие движений в дуэтах, трио, групповых танцах. И (в же — сочетание этого джазового безумства с трагедией: хана как в жизни, где, с одной стороны, безумное мюзикхолльное радость, а внутри — такая щемящая боль и трагедия больного существа. С Москвы специально на премьеру Мастера приехала актриса Святая Кабо с дочерью Татьяной, которая в этом году заканчивает академию хореографии и мечтает сопеть над чем в знаменитой питерской труппе. Это безумный, безумный мир, в котором наша сестра живем. Не только же Фицджеральд вас вдохновлял. Фотокарточка: МАЙКЛ КУРИ
Аплодисментов не было — в какой-нибудь месяц овации. — Почем? Здесь суета, эффектные позы, амбиции — такая понятная, знакомая житье-бытье. Мне казалось, что он должен вернуться в свою клинику, хотя не как врач, а в виде пациента. Напротив, он погружен в ледяной призрачно-голубоватый свет. — спрашиваю одного спекуля, похожего сверху крепкого спортсмена. Хотя это скорее не текст, а коммунальный крик в сцене киносъемок. Долго не получалось, я искал и дальше вышел на Фицджеральда. — А вам часто приходилось когда не изменять себе, то идти на компромиссы? Образцово отточенные движения сложнейшего хореографического рисунка и свобода — сие Олег Габышев, который к тому же оказывается потрясающим драматическим артистом…
Отпечаток: Евгений Матвеев
Зал — редчайший случай — мало-: неграмотный дышит: ни кашля от скуки, ни (это сейчас совсем невероятно) звонка мобильника. Таков итог двухактной ночи, которая нежна… А начиналась симпатия на пороге Александринского театра, где шныряли спекулянты (верные вестники успешного спектакля) и предлагали билеты, заранее скупленные. Несколько фигур застыли в нелепых, неестественно скрюченных позах. Понимаете, я мало-: неграмотный работаю — я служу, и результат этого служения, который я нынче получил, — огромная сатисфакция, и ничто другое не есть расчет того, что я сегодня увидел, услышал, почувствовал в зале. — В этой хореографии видимо-нев неожиданного — это новый язык, новое телосочетание. В балете Эйфмана наворачивать еще другой мир — витальный, плотский, на фоне которого свет (белый) скрытых губительных страстей только ярче проявляется. В жизни наша сестра сталкиваемся с этим постоянно: скажем, умирает гений — поруха. Ant. счастье, а рядом — праздник. А балкон — по полторы. Шаржист художником, но есть семья, извините, надо деньги снискивать пропитание, ну, наконец, амбиции… — Мой финал, должно (статься), более точный, потому что для меня неважно, в какой-либо, американской или европейской, провинции он загнивает, — фундамент, чтобы он вернулся в клинику. Не отношения героев и их психологические тонкости, а как подсознание! Но во мне есть сила сопротивления, Силаня правильного выбора. Но дело в том, что, когда Романчик был выбран, я долго к нему приближался, удалялся — я боялся. Печали и плача), который я создал вокруг себя (спектакли, реакция зрителей и многое другое), имеет смысл того, чтобы пожертвовать какими-то благами жизни. — Самоочевидно. Здесь получилась полифония несовместимых вещей. Финал, в общем-ведь, подчеркивает, что человек возвращается на круги своя, хотя в другом качестве. И я, прожив его жизнь, убедился, что, в общем-в таком случае, моя жертва была не зря. Фото: Евгений Матвеев
Однако вот уже поплыл вверх исторический занавес, открыв чепуха пространство с аскетичной декорацией цвета стали (художник Зиновий Марголин) вдоль заднику, расчерченной на условные двери или окна. Действительно, возможно: Борис Эйфман для своей «Ночи» чисто будто создал новый язык — сложный, но близ этом воздушный и красивый. — У вас впервые в балете танцоры заговорили? Возлюбленный живет в стилистике классического джаза и музыки Гершвина. Что а ещё принципиально нового для вас в этой работе? Выразить а их пластикой смог только уникальный мастер, коим бери сегодняшний день и является Борис Эйфман. Хотя сцена у вы эта эффектнейшая и логически закольцовывает композицию. Круг замкнулся. — Последние одна четвертая века я принял определенное решение, поэтому не могу отметить, что делал выбор не в пользу творчества, а в пользу других благ, искушений. Пишущий эти строки же находимся в мире искушений, но победить их… Сколько касается работы художника по свету (Глеб Фельштинский, и своевольно хореограф руку приложил), то название романа нашло в ней тень: во время перемены картин на зал падает маловыгодный темнота, а непроглядная ночь. Я вот хоть и закаленный человек, так я тоже чувствую, как дьявол шепчет, шепчет. Меня спровоцировала самоё задача — погрузиться в мир психоанализа, подсознания и открыть в нем какие-в таком случае новые формы. — Но у вас был балет «Кто такой есть кто» по мотивам фильма «В джазе один девушки»… — Это было нечто другое, а в "Up&Down" — натуральный классический, я бы сказал, академический джаз, который познала наша труппка. Много иностранцев (репутация хореографа в мире высока), балетных, артистов драмы, никак не говоря про людей бизнеса — их видно согласно очень дорогим костюмам на фоне довольно скромно одетой питерской публики. Убедился до сего времени раз в своей правоте и в выборе пути.
Комментарии